День Студента. В общаге творился абсолютный хаос. Стены дрожали от какого-то мощного электронного бита, смешанного с глубоким басом. Воздух был пропитан сигаретным дымом, запахом дешёвого вискаря и ещё более дешёвого пива.
Сердце колотилось где-то в горле, тяжело и гулко. В ушах стоял оглушительный звон, в котором тонули доносящиеся из гостиной обрывки смеха и музыки. Вечеринка у Андрея и Лизы постепенно выдыхалась, но я не мог заставить себя уйти. Не потому, что было весело, а потому, что не мог оторвать глаз от нее.
Этот вечер должен был быть как все остальные. Отец уехал на какую-то скучную презентацию, оставив меня, студента-второкурсника, одного в доме. Мачеха, Алла, вернулась раньше — я услышал, как хлопнула дверь и её шаги в прихожей. От неё пахло дорогим вином и вечерней прохладой.
Пахло дымом, углями и летней свободой. Та самая дурацкая, ни к чему не обязывающая поездка на дачу, каких в моей жизни было уже, наверное, с полсотни. Шашлыки, пиво, какой-то забытый плейлист с хитами нулевых, трещащий из старой колонки – классика.
Воздух на вилле был густым и сладким, как перезрелый плод. Пахло нагретым мрамором, соленым бризом с моря и терпкими нотами недопитого «Пино-Нуар», забытого на краю бесконечного бассейна, в водах которого дробились и гасли огни Сочи. Но главным ароматом, витавшим под звездным небом, было влечение.
Меня зовут Алиса, мне тридцать два, и мой мир треснул по шву ровно три месяца назад, когда муж сообщил, что уходит к другой. Не к молоденькой дуре, нет — к ровеснице, своей коллеге, с которой у них, оказывается, уже два года был «духовный роман».
Запах дешевого виски и сигаретного дыма висел в подвале густым туманом. Я сидела на старом кожаном диване, вжавшись в угол, и пыталась читать книгу на телефоне, но буквы расплывались. От скуки сводило скулы.
Душный, сладковатый запах старого купе, перебиваемый железным скрежетом колес. Я всегда любил поезда за эту особенную, оторванную от мира атмосферу. Как будто время замирает, а все проблемы остаются там, на перроне.
Меня зовут Артём, мне двадцать шесть, и я уже пятый день тлел от скуки в этой проклятой больничной палате. Сломанная нога, подвешенная к этой дурацкой балке, чесалась под гипсом так, что хотелось кричать, а от вида бежевых стен и запаха антисептика уже начинало подташнивать.
Жара стояла такая, что даже мухи на подоконнике барского дома ленились жужжать. Воздух над усадьбой дрожал. Емельян Петрович, развалясь в кресле у открытого окна, чувствовал, как потная рубашка липнет к спине. Тоска зеленая одолевала барина.